Я думал, что я небинарный. Теперь я помогаю детрансионерам

Aug 18, 2023

В детстве я боролся с СДВГ (синдром дефицита внимания и гиперактивности). Мне было 6 лет, когда мне поставили диагноз. Многие обнаруживают, что СДВГ и аутизм часто встречаются у детранзишенеров.

Помимо борьбы с СДВГ, в 6-м классе я узнал, что мою лучшую подругу изнасиловал ее брат. Именно тогда для меня все начало меняться. После этого я начал выглядеть более мужественно, нося «мальчишескую» одежду и отождествляя себя с мужскими персонажами аниме. Я пыталась скрыть свое тело – особенно грудь – нося мешковатую одежду.

Мой отец тоже пытался защитить меня, и он боялся, что я вырасту. Он рассказывал мне, как мужчины его возраста сексуально говорили о девушках моего возраста, поэтому я очень нервничала. Примерно в этот период моей жизни началось мое генерализованное тревожное расстройство.

И только когда я поступил в колледж, я услышал об идее небинарности. Мне это очень понравилось, потому что, хотя я и не хотел быть мужчиной, у меня были проблемы с тем, чтобы быть женщиной. Именно это промежуточное состояние позволило мне быть тем, кем я себя считал. Мне было безопаснее, но я все равно чувствовала себя неудачницей, когда дело касалось моей женственности.

Когда я сказал своей семье, что я небинарный человек, они меня очень поддержали, и во время операции у меня не было никакого сопротивления.

Меня долгое время беспокоила грудь. Итак, я спросил своего врача о проведении хирургической операции, потому что на тот момент я провел 20 лет традиционной разговорной терапии, два курса терапии транскраниальной магнитной стимуляцией и плохо реагировал на лекарства. Я действительно боролся. Я не мог работать, и мне что-то было нужно, но никто не мог мне помочь. На тот момент я думал, что я небинарный человек с 2016 года, а в 2020 году мне сделали операцию. Итак, я считал себя небинарным в течение нескольких лет.

Я думала, что удаление груди или уменьшение ее размера помогло бы мне. После того, как я поговорил об этом со своим врачом, он связал меня с кем-то через свою медицинскую систему. Затем этот человек связал меня с двумя специалистами в области психического здоровья, один из которых видел меня 50 минут, а другой — 40. Оба звонка через Zoom были во время COVID, и я им все рассказал.

Я также рассказал им о том, что моего друга изнасиловали в 6-м классе, но дело в том, что вы не можете подвергать сомнению травму как причину, по которой кто-то думает, что он трансгендер, потому что если вы это сделаете, то вы рискуете стать трансфобом. Итак, это поставило меня в странное положение, потому что я рассказывал врачам историю своих травм, и один из них действительно отметил травму как фактор, повлиявший на мою операцию.

Никто не показал мне никаких исследований о последствиях операции. И еще самое странное в небинарности — к чему вы вообще переходите? Не существует небинарного пола, к которому можно было бы перейти.

И врачи, и хирург одобрили небинарную операцию сверху. Я не думаю, что хирург когда-либо делал операцию на небинарной вершине, прежде чем проделать ее со мной. Мне показалось это странным, потому что в день операции меняли изменения, поскольку хирург ставил мне оценки. В тот момент у меня было такое чувство, будто я пытался от чего-то убежать, я действительно боролся. Но если бы врачи усомнились в этом, это было бы сочтено трансфобией.

Сразу после операции у меня появилось много проблем со здоровьем. Я не спал всю ночь. У меня начали легко появляться синяки. У меня было постоянное изменение цвета кожи и тепловые высыпания. Когда я поговорил об этом со своими врачами, они назначили мне сертралин, и в итоге у меня появилась сыпь, потому что у меня была на него аллергия. Врачи не знали, что делать, поэтому мне посоветовали продолжать прием. Это было ужасно.

В тот момент я почувствовал, что мне нужно понять, как стать лучше. Поскольку традиционная западная модель мне не помогла, я обратился к натуропату. Я снова начал есть мясо, хотя и не стал полностью плотоядным. Затем я увидел практикующих, которые занимались телесной работой и гипербарической кислородной терапией. Это лечение действительно стабилизировало мое состояние. Это то, что мне было нужно с самого начала, а не операция.